Эксперимент.
Пятьдесят лет назад в Москве в солнечный предпраздничный ноябрьский день, в огромном здании без единого окна за бетонным забором недалеко от метро «Полежаевская», в обстановке строгой секретности трое парней в одинаковых спортивных костюмах пожали руки провожающим их людям в белых халатах и друг за другом скрылись в кабине космического корабля.
За ними затворили тяжеленную стальную герметичную дверь. И тут же её опечатали. И был дан старт. Однако корабль никуда не улетел, потому что старт был дан уникальному эксперименту, по ходу которого добровольцы провели внутри гермокамеры год. Длинный, високосный год в 366 дней. Они жили и работали в условиях частично замкнутого круговорота веществ. И в почти полной изоляции от внешнего мира. В пространстве размером с хрущёвскую кухню.
Сергей Королёв намеревался отправить экипаж к Марсу в 1974 г. Полёт, согласно его расчётам, должен был длиться примерно один год. Чтобы узнать, способны ли люди выдержать столь длительное путешествие в стеснённых условиях, на территории Института медико-биологических проблем был построен прототип жилого отсека межпланетного корабля.
И 5 ноября 1967 г. в нём были изолированны три добровольца – врач Герман Мановцев, биолог Андрей Божко и инженер Борис Улыбышев. Своим родным они объяснили, что отбывают в годичную командировку на Северный полюс. Проект проходил под грифом совершенно секретно.
Жилой модуль «звездолёта» напоминал комнату в квартире хрущёвского образца – всего 12 квадратов, половину пространства которого занимало оборудование. На остальной площади разместили три откидные полки для сна, откидной столик, плита, малогабаритный санузел и велотренажёр. Вместо душа, выделялось ведро воды на 10 суток. Воды, которая, добывалась из мочи «космонавтов» – в гермокамере функционировала замкнутая система жизнеобеспечения. Эту воду пили, ей разбавляли сублимированные продукты, на ней же варили первые блюда. Днём и ночью регенерированный воздух в отсеке гоняли вентиляторы, создавая жужжание, как в метро. В такой обстановке „космонавтам“ предстояло жить и выполнять свои обязанности год, при этом находясь под постоянным наблюдением видеокамер.
Назначенный командиром Мановцев, должен был вести наблюдение за здоровьем коллег и проводить медико-биологические опыты. За научную работу отвечал Борис Улыбышев, биолог Андрей Божко трудился в оранжерее, которую «пристыковали» к гермокамере через несколько месяцев, а также вёл бортовой журнал (впоследствии он станет основой его книги «Год в «звездолёте»).
Связь с внешним миром шла через радиопередачи – действия экипажа направлял мини-ЦУП. Научной целью эксперимента была отработка систем жизнеобеспечения и подготовка к перелёту на другую планету. Но самым трудным для членов команды оказались не быт, не аварийные ситуации, не круглосуточный шум вентиляторов, не дефицит воды и еды, а внутренние конфликты и борьба за лидерство. Взаимная неприязнь порой доходила до ненависти.
Уже через два месяца на борту «корабля» зреет бунт: Улыбышев и Божко игнорируют Германа Мановцева, не обращая внимания на указания командира. Мановцеву приходилось тяжело вдвойне: у него на большой земле осталась беременная жена, и он даже не был уверен, сообщат ли ему о рождении ребёнка.
Затем ситуация меняется: Улыбышев стал терять в весе, поэтому ему была разрешена добавка к питанию в виде капсул с маслом, и вот уже он оказывается в меньшинстве – два других члена экипажа ему начинают завидовать. Обстановка осложняется, и в какой-то момент испытуемые готовы наброситься друг на друга, но это ознаменовало бы провал эксперимента и конец „межпланетной миссии“. У космонавтов и полярников такое состояние психики именуется экспедиционным бешенством.
«Я вспомнил рассказ врача, участвовавшего в полярной экспедиции в Антарктиде: воды у них сколько угодно, пищу готовили повара, они обменивались «визитами» с пингвинами. Очень захотелось обменять наш комфорт и уют на невзгоды, пережитые ими во время пребывания на ледовом материке», – писал Андрей Божко в своём дневнике.
Испытуемые начинают общаться друг с другом всё реже и реже, каждый замыкается на своей работе. Но, одним из главных открытий эксперимента стало то, что когда организаторы ещё больше усложняют условия и вводят аварийную ситуацию, экипаж капсулы объединяется и мобилизуется. Так случилось, когда в камере подняли температуру до 35°С, и уменьшили подачу кислорода. Кроме того, «космонавтам» запретили готовить горячую еду и вполовину сократили суточный рацион воды. Вопреки опасениям испытатели не рассорились, а стали поддерживать друг друга, введя термин – «оздоравливать отношения». «Мы договорились при трениях откровенно и спокойно обсуждать предмет ссоры и вникать в её суть, при этом соблюдая одно правило: каждый должен говорить о своих собственных ошибках, критика другого запрещалась», – вспоминали члены экипажа потом.
На 121-е сутки у Бориса Улыбышева стали появляться галлюцинации: ему казалось, что во время общего отдыха кто-то ходит по отсеку. Так продолжалось три ночи, пока Борис не включил свет и не увидел, что в роли призрака выступает Герман Мановцев. Выяснилось, что командир втайне принимает обезболивающее, пытаясь скрыть гнойную кисту за ухом и повышенную температуру. Ведь если бы он это рассказал, эксперимент бы остановили. В конце концов, врач Мановцев проводит себе операцию сам – лекарства ему уже не помогают.
Но если галлюцинации Улыбышева оказались надуманными, то кошмарные сновидения для «космонавтов» становятся реальными ночными спутниками. «Мне снилось, что чёрная громадная кошка кидается мне на грудь. Я пытаюсь связать её, но она вырывается и вновь бросается на меня. Я проснулся в холодном поту», – так пересказывал очередной сон Андрей Божко в своём дневнике.
Несмотря на сложные условия эксперимента, нелёгкие будни «астронавтов» иногда перемежались радостными событиями. К примеру, 25 февраля 1968 г. в полночь неожиданно включилась громкая радиосвязь. Руководство сообщило командиру экипажа, что у него родилась дочь. Правда, увидеть жену и ребёнка он смог только через 8 месяцев. Единственному из испытуемых, кому удаётся, хоть и тайне, вести личную жизнь, – это Андрей Божко.
22 января к гермокамере присоединили оранжерею. Экипаж был очень рад, так как это было дополнительное жизненное пространство и источник натуральных витаминов, так необходимых в изоляции. Примерно в это же время в «Центре управления полётом» появилась новая дежурная-оператор. «Доброе утро, ребята!» – будила она «космонавтов» приятным голосом. Андрею Божко её голос казался ангельским, и он стал строить планы, как привлечь внимание девушки по имени Виолетта, которую и увидеть-то можно лишь изредка, через не до конца задёрнутую шторку иллюминатора.
Влюблённый «космонавт» пишет ей записку и через шлюз оранжереи, в которой он распоряжается на правах биолога, передаёт её, закопав в грунт. Почтальоном выступает знакомый инженер «с Земли», помогающий Божко в опытах с растениями. После мучительных ожиданий Андрей получает ответ от Виолетты, и они начинают переписываться.
Негласная переписка биолога с дежурной центра управления длится полгода – девушка ждёт своего «космонавта», словно из реального полёта. «Я счастлива, – скажет она спустя много лет. – Господь за что-то меня так вознаградил. У нас прекрасные сыновья, уже доктора наук».
Свадьбу сыграли после завершения эксперимента. За столом сидели товарищи по эксперименту, звучали тосты: «За покорение Марса!» А книга Андрея Божко «Год в «Звездолёте», написанная совместно с Виолеттой Городинской, до сих пор является учебным пособием при организации космических полётов.
Научные результаты советского эксперимента и сегодня используются для составления рекомендаций орбитальным экипажам. Они помогают в разрешении конфликтных ситуаций, организации досуга космонавтов. Когда настанет время лететь на Марс, об опыте советских испытателей, имена которых и сейчас мало кому известны, вспомнят ещё неоднократно.
